Красин, Леонид Борисович

Красин Л. Б.

(1870-1926; автобиография ) - род. в 1870 г., 15 июля, в небольшом уездном городе Кургане Тобольской губ. Отец, Борис Иванович К., представлял из себя ярко выраженный тип разночинца, среднего интеллигента с подлинно демократической психологией и с тенденциями, если и неоформленными, то достаточно сильными, к политическому и социальному радикализму. Большое значение здесь имело близкое знакомство Б. И. К. с некоторыми из польских повстанцев и затем с деятелями народнических и народовольческих групп, ссылаемых в Сибирь. Помимо того, отец К. был человек с "административной складкой". От отца К. и унаследовал, по-видимому, умение работать и любовь к работе. В общем духовном развитии сказалось влияние матери К., Антонины Григорьевны, широко образованной, с большими духовными запросами, типичной русской женщины 60-х годов.

На это развитие влияли и внешние факты: сама обстановка его детства и отрочества. Дело в том, что в 80-х годах XIX столетия Сибирь являлась одним из немногочисленных гнезд социального и политического радикализма (другим таким было Поволжье). Постоянный приток ссыльных из России в значительной степени воздействовал на духовный быт сибирской интеллигенции. В атмосфере влияния ссыльных политиков прошли детские и отроческие годы К. К. вырос в "идеальной" семейной обстановке, имея в полном смысле слова счастливое детство и отрочество. Нужно добавить, что это далеко не была обстановка излишества, напротив, семья его отца - довольно многочисленная, кстати сказать - еле сводила концы с концами, и о том, что такое бюджет и сведение расходов с приходами, К. получил понятие задолго до выхода на деловую и политическую арену.

Среднее образование К. получил в Тюменском реальном училище, которое окончил в возрасте 17 лет. К этому периоду у К. определяется прочное стремление к точным наукам. В 1881 г. К. поступил в Петербургский Технологический институт. В первые же годы своих институтских занятий К. начинает интересоваться марксизмом и серьезно изучать его и в скором времени уже считается среди своих товарищей знатоком марксизма. Боевое политическое крещение К. относится к 1890 г., когда за участие в студенческих беспорядках он подвергается кратковременной высылке из Петербурга. По возвращении К. вступает в октябре 1890 г. в пропагандистский кружок, который был одной из первых социал-демократических организаций России и который вел работу среди рабочих тогдашнего Петербурга. Кружок этот был основан М. И. Брусневым и В. С. Голубевым и вырос в дальнейшем в "Союз борьбы за освобождение рабочего класса", организатором которого явился В. И. Ленин. Но знакомство К. с Лениным и совместная их работа относится к более позднему времени. К моменту образования "Союза борьбы" К. уже не было в Петербурге, так как он был выслан из столицы в 1891 г., в связи с демонстрацией студенчества при похоронах писателя Шелгунова. Тогда же он был исключен из Технологического института, на этот раз уже без права поступления. С этого момента биография К. становится довольно обычной биографией российского революционера. Он отбывает после высылки воинскую повинность в Нижнем Новгороде и, состоя на военной службе, одновременно занимается пропагандой марксизма в разных кружках Нижнего Новгорода, ведя в интеллигентских кругах ожесточенную борьбу с разлагавшимся тогда народничеством, имевшим в Нижнем таких видных представителей, как Н. Ф. Анненский, Зверев, Карелин. Одновременно К., не порывая связей с М. И. Брусневым, содействует организации социал-демократической пропаганды на московских текстильных фабриках и после провала Бруснева в 1892 г. арестовывается и переводится в Таганскую тюрьму, где сидит в одиночке около 10 месяцев. Освобожденный, он заканчивает срок отбывания воинской повинности (в 1893 г.) в Туле, находясь все время под гласным надзором.

Сидение в Таганке К. всегда вспоминает с большим удовольствием. После первых же допросов жандармы оставили его в покое, и он посвятил весь свой невольный досуг самой упорной работе: изучил немецкий язык и прочел в оригинале почти все сочинения Шиллера и Гете, познакомился с Шопенгауэром и Кантом, проштудировал логику Милля, психологию Вундта, одолел значительное число томов исторических книг Соловьева и Чернышевского и вообще сильно пополнил довольно тощий теоретический багаж гонимого судьбой из города в город российского студента. Одно знание немецкого языка уже давало большое преимущество в дальнейшей самообразовательной работе. С неблагоприятными влияниями тюремной одиночки помогла справиться молодость, хорошее, унаследованное от родителей, здоровье и бодрый радостный взгляд на жизнь, принесенный из необозримых сибирских равнин и дремучей тайги. В 1894 г. следует новая высылка - из Крыма, где он проводил лето - по случаю приезда в Крым Александра III. К. избирает тогда своим местожительством село Калач Воронежской губ., где он поступает в качестве сперва рабочего, а затем десятника на постройку железной дороги. Отдаваясь со всем пылом энергичного работника своей непосредственной работе, К. в то же время не забывает о своей революционной деятельности и в скором времени увольняется с постройки как политически неблагонадежный. Затем в январе 1895 г. следует новый арест, уже по приговору, в связи с делом Бруснева: 3-месячное тюремное заключение и высылка в Яренский уезд Вологодской губ., замененная высылкой в Восточную Сибирь на 3 года. Местом высылки К. избирает Иркутск. В Иркутск К. прибывает уже вполне сформировавшимся человеком, революционером-марксистом. Три года проведенные в Иркутске, при невозможности вести там в то время какую бы то ни было активную политическую работу, К. посвящает, главным образом, полемической борьбе с народовольцами, из которых в это время почти целиком состояла иркутская колония ссыльных. Все время в течение этой ссылки К. работал в качестве чертежника и техника на сибирских железных дорогах, ведя под конец и ответственную работу инженера-строителя.

По окончании срока ссылки К. удается поступить в Харьковский Технологический институт для окончания высшего технического образования и получения диплома инженера. Он смог, однако, окончить институт лишь в 1900 г., так как нормальный ход учения то и дело прерывался то временными высылками из Харькова, то практической работой на железнодорожных изысканиях. По окончании института К. как инженер был приглашен на работу по специальности в Баку, где он провел четыре года, работая на постройке больших электрических станций. Эти 4 года прошли в работе в 2-х направлениях. С одной стороны, К. положил много энергии на свою работу по специальности - эти годы были как раз годами бурного развития бакинской нефтепромышленности и электрификации нефтяных промыслов; с другой стороны, со всей пылкостью революционера, засидевшегося в Сибири без практической работы, К. бросился в подпольную социал-демократическую работу не только в Баку, но и в других важнейших центрах Кавказа. Революционная работа К. сводилась, с одной стороны, к интенсивной пропаганде среди бакинского пролетариата. Баку в то время являлся одним из самых крупных пролетарских центров в России. Возмутительные условия труда на нефтяных промыслах давали, конечно, достаточно материала для наиболее рельефной действенной агитации и пропаганды. И работа в этом направлении, которую К. вел вместе с группой бакинских социал-демократов, привела к возникновению знаменитой бакинской забастовки 1903 г., каковая, в свою очередь, явилась буревестником, первым симптомом надвигавшейся революции 1905 г.

Другое направление революционной работы К. выявилось в создании первых в России социал-демократических подпольных типографий, организованных на широкую ногу. Эти типографии - они находились в самом городе Баку - сыграли очень важную роль в деятельности социал-демократической партии, которая была тогда еще единой. "Искра", составлявшаяся и редактировавшаяся сначала в Цюрихе, а потом в Лондоне, печаталась в бакинских типографиях, созданных усилиями К. и его друзей, с матриц, получавшихся прямо из-за границы и служивших для приготовления стереотипов, с которых уже и шло печатание. Бакинская работа создала К. имя незаурядного инженера, энергичного революционера и первоклассного подпольщика. Он был отмечен центральными органами партии и после II съезда партии в 1903 г. был кооптирован в члены центрального комитета РСДРП. В 1904 г. К. ввиду состояния здоровья (заболел малярией) должен был переехать в центральную Россию и, найдя себе новую работу, переселился в крупный промышленный центр под Москвой - Орехово-Зуево. Этот переезд находился в связи с расширением революционной работы, и одним из последствий его было установление более близких отношений между партией и крупным московским фабрикантом Саввой Морозовым. Партийная работа К. шла все более усиленным темпом и окончилась тем, что он должен был перейти на нелегальное положение (после провала ЦК при аресте в квартире писателя Л. Н. Андреева).

В 1905 г. К. был делегирован на III Лондонский съезд социал-демократической партии, который был, как известно, созван Бюро Комитетов большинства, вопреки желанию меньшевистской части партии, и на котором большевистская часть партии сорганизовалась и выделилась как отдельная, самостоятельная партия. К., выступивший на этом съезде под псевдонимом Зимина-Винтера, был избран товарищем председателя и играл на съезде большую роль. Он выступал с основными докладами по ряду организационных и политических вопросов и, в частности, вместе с Лениным провел через съезд основную резолюцию по вопросу об участии с.-д. партии во временном революционном правительстве. Съезд вновь избрал его в члены центрального комитета. Вернувшись нелегально в Россию, К. продолжал энергичную партийную работу, не оставляя в то же время своей профессиональной деятельности (к этому времени, в связи с подъемом революционной волны, он успел легализоваться). Эта профессиональная деятельность в качестве инженера, заведующего в Петербурге осветительной кабельной сетью, служила прекрасной маскировкой его революционной работы.

В 1908 г. К. был окончательно провален и арестован в Финляндии. Однако и при этом аресте жандармы и прокуратура не смогли представить каких-либо изобличающих материалов, и по постановлению выборгского губернатора К. был освобожден и, не желая искушать судьбы возвращением в Петербург, эмигрировал из России за границу.

Наступили годы, когда в связи с полной победой реакции практическая работа в России стала невозможной. Находясь за границей, К., не будучи литератором и не находя приложения для своих сил в кружковой эмигрантской работе, использовал вынужденный перерыв в своей деятельности революционера для усиленной работы по инженерной специальности. Поселившись в Берлине, он с головой ушел в практическую инженерную деятельность и упорным трудом добился положения даже в среде высококвалифицированных немецких инженеров.

К. отозвался на первый же призыв большевистской партии в момент революции. По приглашению Ленина и Троцкого К. принимал активное участие в Брест-Литовских переговорах и явился одним из авторов так называемого августовского дополнительного соглашения, заключенного в Берлине в августе 1918 г. По возвращении из Берлина в Москву К. занял пост председателя Чрезвычайной Комиссии по снабжению Красной армии. Наряду с этим постом он берет также на себя обязанности члена президиума Высшего Совета Народн. Хозяйства и народного комиссара Торговли и Промышленности. В марте 1919 г. назначается одновременно еще и народным комиссаром Путей Сообщения. В скором времени, однако, хозяйственная деятельность К. заменяется дипломатической работой. Вместе с Литвиновым он является представителем Советской России при первой ее встрече с буржуазным миром, в лице соседней Эстонии, в сентябре 1919 г. на конференции в Пскове. В декабре того же года он назначается главой мирной делегации, которая несколько времени позже подписала Юрьевский мир с Эстонией, явившийся прорывом блокады. Впрочем, выработку этого договора заканчивает уже Иоффе. В 1920 г. Советское представительство организуется в Лондоне. Во главе этого представительства, по назначению Ленина, становится К. В марте 1921 г. К. подписывает англо-советский договор, являющийся первым из той серии договоров, которые связывают ныне Советский Союз с капиталистическим миром.

После того К. остается в Лондоне в качестве полпреда Советских республик. В качестве такового он вошел в состав советской делегации на Генуэзской и Гаагской конференциях. Затем он назначается народным комиссаром Внешней Торговли и проводит в жизнь монополию внешней торговли.

В конце 1924 г. К. был назначен полномочным представителем СССР в Париже с оставлением народным комиссаром Внешней Торговли, на XIII съезде РКП К. был избран в члены ЦК.

М. Левидов.

Большая биографическая энциклопедия . 2009 .

Смотреть что такое "Красин, Леонид Борисович" в других словарях:

Леонид Борисович Красин … Википедия

- (15.7.1870, Курган, ≈ 24.11.1926, Лондон), советский государственный и партийный деятель. Член Коммунистической партии с 1890. Родился в семье чиновника. С 1887 студент Петербургского технологического института. Был членом Бруснева группы. В 1891 … Большая советская энциклопедия

Инженер.

Сын чи-нов-ни-ка. Учил-ся в Санкт-Пе-тербургском тех-но-ло-гическом институте, ис-клю-чён в 1891 году за уча-стие в сту-денческом дви-же-нии, окон-чил Харь-ков-ский тех-но-ло-гический институт (1900). В конце 1880-х - начале 1890-х годов начал изу-чать марк-сизм. В 1893 году выступил с рефератом о ро-ли рынков в капиталистическом хозяй-ст-ве, где был сформулирован тезис о внеш-них рынках как необходимом условии для ка-питалистического производства. На это вы-ступ-ле-ние Красина с критикой его экономических воз-зре-ний немедленно откликнулся В.И. Уль-я-нов (Ленин) , с которым Красина всю жизнь свя-зы-вали непростые отношения. Не-од-но-крат-но под-вер-гал-ся аре-сту за ре-во-люционную дея-тель-ность. Член РСДРП с 1898 года.

В 1900-1907 годах ра-бо-тал элек-три-ком в Ба-ку, Оре-хо-во-Зу-е-ве, Санкт-Пе-тер-бур-ге. Уча-ст-во-вал в соз-да-нии в Ба-ку под-поль-ной ти-по-гра-фии «Ни-на», ко-то-рая ра-бо-та-ла по за-да-ни-ям ре-дак-ции боль-ше-ви-ст-ской газеты «Ис-кра» (Красин на-ла-дил не-ле-галь-ную пе-ре-воз-ку её мат-риц в Ба-ку) и од-но-вре-мен-но рас-про-ст-ра-ня-ла литературу сре-ди ор-га-ни-за-ций РСДРП За-кав-ка-зья. С 1903 года член ЦК РСДРП (в 1907-1912 годах кан-ди-дат). Во вре-мя Ре-во-лю-ции 1905-1907 годов член Санкт-Пе-тербургского со-ве-та; по пред-ло-же-нию Ле-ни-на воз-глав-лял бое-вую тех-ническую груп-пу при ЦК РСДРП, ру-ко-во-дил снаб-же-ни-ем бое-вых дру-жин, дея-тель-но-стью ла-бо-ра-то-рии по из-го-тов-ле-нию бомб, руч-ных гра-нат, взрывных уст-ройств замедленного действия. С 1908 года в эмиг-ра-ции, при-мы-кал к уль-ти-ма-ти-стам, тре-бо-вав-шим бес-пре-ко-слов-но-го под-чи-не-ния ЦК РСДРП дум-ской со-ци-ал-де-мо-кра-тической фрак-ции (при-ня-ла ре-ше-ние о сво-ей не-за-ви-си-мо-сти от ЦК). За-тем ото-шёл от ре-во-люционной дея-тель-но-сти.

В 1911 году заместитель гла-вы бер-лин-ско-го от-де-ле-ния общества «Си-менс - Галь-ске» (с 1908 года ин-же-нер), в 1912 году воз-гла-вил московское от-де-ле-ние общества, с 1913 года генеральный управ-ляю-щий де-ла-ми Русского акционерного общества «Си-менс - Шук-керт» (Санкт-Пе-тер-бург), с мая 1917 года, по-сле за-кры-тия общества и утверждения устава нового общества под тем же на-зва-нием, председатель его прав-ле-ния. За-ни-мал-ся ре-ор-га-ни-за-ци-ей про-изводства, что-бы обес-пе-чить вы-пуск во-енной про-дук-ции. С 1915 года член Во-ен-но-промышленного комитета (ВПК). Од-но-вре-мен-но, по ре-ко-мен-да-ции А.И. Пу-ти-ло-ва, управ-лял Обществом ме-ха-нических, гиль-зо-вых и трубочных за-во-дов П.В. Ба-ра-нов-ско-го. Член со-ве-та ди-рек-то-ров Русско-Ази-атского бан-ка.

Рез-ко осу-дил вы-дви-ну-тую Ле-ни-ным в апреле 1917 года про-грам-му пе-ре-рас-та-ния бур-жу-аз-но-де-мо-кра-тической ре-во-лю-ции в со-циа-ли-сти-че-скую. К Октябрю ре-во-лю-ции 1917 года от-нёс-ся кри-ти-че-ски. Од-на-ко, по прось-бе Л.Д. Троц-ко-го, во-шёл в со-став советской де-ле-га-ции на пе-ре-го-во-рах о за-клю-че-нии Бре-ст-ско-го ми-ра 1918 года в ка-че-ст-ве кон-суль-тан-та по эко-но-мическим во-про-сам, под-дер-жал пред-ло-же-ние Ле-ни-на о не-мед-лен-ном под-пи-са-нии ми-ра. По-сле ле-вых эсе-ров вос-ста-ния 1918 года вновь пе-ре-шёл к под-держ-ке боль-ше-ви-ков (партийный стаж был за-счи-тан Красину с 1890 года). С мар-та 1918 года в Нар-ко-ма-те иностранных дел; в августе 1918 года под-пи-сал до-пол-нительные ус-ло-вия к Бре-ст-ско-му ми-ру. В августе 1918 - мар-те 1920 годов член Пре-зи-диу-ма ВСНХ, спо-соб-ст-во-вал при-вле-че-нию тех-нической ин-тел-ли-ген-ции на сто-ро-ну советской вла-сти, не-од-но-крат-но спа-сал бес-пар-тий-ных ин-тел-ли-ген-тов от пре-сле-до-ва-ния со сто-ро-ны ВЧК. По пред-ло-же-нию Красина при ВСНХ был об-ра-зо-ван Со-вет экс-пер-тов. Нар-ком тор-гов-ли и промышленности РСФСР (но-ябрь 1918 - июнь 1920 годов). Од-но-вре-мен-но председатель Чрез-вы-чай-ной ко-мис-сии по снаб-же-нию Крас-ной Ар-мии, член СТО. Нар-ком пу-тей со-об-ще-ния (1919-1920 годы), од-но-вре-мен-но член Ко-мис-сии по пе-ре-воз-кам Рев-во-ен-со-ве-та Рес-пуб-ли-ки. В декабре 1919 года воз-глав-лял советскую де-ле-га-цию на пе-ре-го-во-рах с Эстонской рес-пуб-ли-кой, в феврале 1920 года под-пи-сал Юрьевский до-го-вор 1920 года, на-зы-вал его «пер-вым ок-ном» советской Рос-сии в Ев-ро-пу. Нар-ком внеш-ней тор-гов-ли РСФСР (1920-1923 годы) и СССР (1923-1925 годы). Од-но-вре-мен-но пол-пред и торг-пред в Ве-ли-ко-бри-та-нии, под-пи-сал тор-го-вый до-го-вор ме-ж-ду РСФСР и Ве-ли-ко-бри-та-ни-ей, оз-на-чав-ший фак-тическое при-зна-ние Советской Рос-сии (март 1921 года). По пред-ло-же-нию Красина в Ве-ли-ко-бри-та-нии бы-ло учре-ж-де-но Все-российское коо-пе-ра-тив-ное ак-цио-нер-ное общество «Ар-кос», дей-ст-во-вав-шее на ос-но-ве английского за-ко-но-да-тель-ст-ва, но под-чи-нён-ное советскому пра-ви-тель-ст-ву. Уча-ст-во-вал в Ге-ну-эз-ской кон-фе-рен-ции 1922 года и Га-аг-ской кон-фе-рен-ции 1922 года. Счи-тал, что пе-ре-го-во-ры о воз-вра-ще-нии до-во-ен-ных дол-гов Российской им-пе-рии сле-ду-ет увя-зы-вать с во-про-сом о ди-пло-ма-тическом при-зна-нии Советской Рос-сии. С 1924 года член ЦК ВКП(б). В 1924-1925 годах пол-пред во Фран-ции, в 1925-1926 годах вновь в Ве-ли-ко-бри-та-нии. По-сле смер-ти Ле-ни-на ру-ко-во-дил ра-бо-той груп-пы учёных по баль-за-ми-ро-ва-нию его те-ла, вме-сте с А.В. Лу-на-чар-ским вы-дви-нул идею строи-тель-ст-ва ка-мен-но-го мав-зо-лея.

Красин не ве-рил в близ-кую пер-спек-ти-ву ми-ро-вой про-ле-тар-ской ре-во-лю-ции, по-это-му счи-тал не-об-хо-ди-мым до-го-ва-ри-вать-ся с ино-стран-ца-ми «все-рь-ёз», пред-ла-гал фор-си-ро-вать уча-стие иностранного ка-пи-та-ла в советской эко-но-ми-ке в фор-ме кон-цес-сий, ши-ре ис-поль-зо-вать иностранные кре-ди-ты для вос-ста-нов-ле-ния и раз-ви-тия промышленности, транс-порт-ной се-ти. Счи-тал, что но-вая эко-но-ми-че-ская по-ли-ти-ка не ве-дёт к рес-тав-ра-ции ка-пи-та-лиз-ма, по-сколь-ку в её ос-но-ве - пла-но-вая эко-но-ми-ка, в ней Красин ви-дел сред-ст-во по-строе-ния со-циа-лиз-ма в кре-сть-ян-ской стра-не. На-стой-чи-во вы-дви-гал во-прос об об-нов-ле-нии основного ка-пи-та-ла промышленности, счи-тал это ус-ло-ви-ем рос-та про-из-во-ди-тель-но-сти тру-да. Убе-ж-дён-ный сто-рон-ник мо-но-по-лии внеш-ней тор-гов-ли, рас-смат-ри-вал её в ка-че-ст-ве од-но-го из главных ус-ло-вий подъ-ё-ма советской промышленности. Ви-дел в соз-да-нии «сво-ей соб-ст-вен-ной и не-за-ви-си-мой от внеш-не-го ми-ра про-мыш-лен-но-сти»» ос-но-ву «проч-но-сти и ус-той-чи-во-сти» советского го-су-дар-ст-ва. Счи-тал, что да-же са-мые от-вет-ст-вен-ные партийные ра-бот-ни-ки не спо-соб-ны эф-фек-тив-но управ-лять эко-но-ми-кой, т. к. ма-ло смыс-лят в про-из-вод-ст-ве и тех-но-ло-гии.

В честь Красина в 1927 году на-зван ле-до-кол «Кра-син» (бывший «Свя-то-гор»).

Сочинения:

Бли-жай-шие пер-спек-ти-вы рус-ско-го экс-пор-та. М., 1923;

Внеш-няя тор-гов-ля СССР. М., 1924;

Пла-но-вое хо-зяй-ст-во и мо-но-по-лия внеш-ней тор-гов-ли. М., 1925;

Де-ла дав-но ми-нув-ших дней. М., 1925

Сын Надворного Советника. В 1887 г. окончил курс в Тюменском реальном училище и в том же году поступил в Петербургский технологический институт. В 1890-м вошел в антиправительственную группу М.И. Бруснева .

В марте 1890-го был исключен за участие в студенческих беспорядках, но в августе того же года был вновь принят в институт. В апреле 1891 г. был исключен из института и выслан из столицы, без права поступления в другие российские высшие учебные заведения, за участие в демонстрации по поводу похорон радикального писателя и публициста Н.В. Шелгунова .

Отбывал ссылку в Нижнем Новгороде. При обыске 25 апреля 1892 г. по делу "О московском революционном кружке" у М.И. Бруснева было обнаружено (или позже перехвачено при наблюдении за квартирой) письмо Л.Б. Красина. Он извещал М.И. Бруснева о высылке статей Каутского и приглашал его побывать в Нижнем Новгороде в течение мая. В 1897-м возобновил учебу в (как и в Петербурге - на химическом отделении), который окончил в 1900-м.

"Я припоминаю, с каким чувством в темной фотографической комнате "Электрической силы", в Баку, я проявлял в 1903 году первый манифест избранного на втором съезде РСДРП Центрального комитета, присланный мне в Баку на фотографической светочувствительной пленке. Этот способ был выбран, чтобы при случайном провале письма содержимое его никоим образом не могло сделаться известным жандармам. Проявленная пленка послужила для нашей типографии тем первым оригиналом, с которого был сделан набор, и через несколько дней десятки тысяч экземпляров этого манифеста уже перевозились в разные части страны нашим транспортным органом" (Из сборника воспоминаний "Леонид Борисович Красин ("Никитич"). Годы подполья?, 1928).

В Баку Л.Б. Красин заболел малярией, поэтому примерно в конце 1905-го уехал в Центральную Россию, раньше своего коллеги Р.Э. Классона. Работал в Орехово-Зуеве на электростанции Саввы Морозова , а затем в Петербурге в Обществе электрического освещения 1886 г. , возглавляя кабельные сети. После ареста в Куоккале , заключения в Выборгской тюрьме, освобождения в 1908-м и разрыва отношений с РСДРП в 1909-м четыре года работал в Берлине инженером электротехнической фирмы Сименс-Гальске (Берлин) .

Начальник Московского охранного отделения доносил 12 апреля 1912 г.: "из С.-Петербурга прибыл на жительство инженер-технолог Леонид Борисов Красин, <...>за ним мною, согласно циркуляра Департамента Полиции от 30 Июня 1911 г. за N104524, учреждено наружное наблюдение, коим отмечено, что он, посещая по службе магазин электротехнических принадлежностей "АО Сименс-Гальске", имеет сношения с <...> Директором Общества электрического освещения инженер-технологом Робертом Эдуардовым Классоном " (ф. 102 ГАРФ).

В 1912-17 гг. Л.Б. Красин служил директором-распорядителем администрации по делам Русского акционерного общества "Сименс-Шуккерт" (такое название оно получило после слияния двух берлинских фирм), сначала в Москве, а с 1913-го - в Петербурге.

В Первую мировую войну создал в Стокгольме контору по закупке у Сименса в Берлине и отправке в Россию (на чьи деньги?) деталей для сборки машин и аппаратов, в т.ч. прожекторов и других военных изделий, на петроградском заводе динамомашин "Си-менс-Шуккерт" (ныне "Электросила" .

Российским историкам необходимо установить, насколько согласованы были действия Л.Б. Красина с деятельностью спецотдела "Стокгольм" в Берлине по бесплатному экспорту немецких товаров в Россию через фирму А.Л. Гельфанда-Парвуса и Я.С. Фюрстенберга-Ганецкого в Копенгагене для масштабной финансовой поддержки "большевистской революции" и насколько этот экспорт служил прикрытием для отмывания огромных немецких денег , шедших большевикам. По крайней мере, шведский историк и автор книги "Русская почта. Русские революционеры в Скандинавии в 1906-17 гг." Ханс Бьеркегрен , много лет проработавший в архивах, утверждал:

"После начала Первой мировой войны все русские границы в Европе, конечно, закрыли, кроме шведско-финской. Из-за этого Ленин и другие стали использовать в своих целях скандинавскую территорию. В Дании, Швеции, Норвегии стали организовывать достаточно сложную сеть контрабанды и подпольной почты между континентом и Россией. Уже в первые недели войны приехали с этой целью несколько русских революционеров, например Александр Шляпников , Александра Коллонтай , Вацлав Воровский .

В каждой скандинавской столице они создали свои центры, где действовали с помощью местных социал-демократов. При таком центре в Копенгагене работали, особенно с "отмыванием" так называемого "немецкого золота" , Александр Гельфанд-Парвус и особый друг Ленина польский большевик Яков Ганецкий-Фюрстенберг . В Копенгагене тоже работали друзья Троцкого - Урицкий и Григорий Чудновский .

<...>В Стокгольме в это время были банки, бизнесы, и тут жили такие люди как Парвус, Ганецкий, Воровский, Красин - просто преступники, контрабандисты".

Но главной задачей этих фирм явилась прокрутка денег, которые Парвус получал из Германии для партийной кассы большевиков. Зачастую это были фиктивные кредиты под сделки, которые практически никогда не осуществлялись".

Одновременно Л.Б. Красин организовал строительство порохового завода во Владимирской губернии .

Став директором-распорядителем этого предприятия, пригласил туда А.В. Винтера , заведовавшего в 1912-15 гг. сооружением "Электропередачи" под Богородском.

В середине 1917-го отослал за границу свою жену Любовь Васильевну и детей Екатерину , Людмилу и Любовь .

"Большое мне утешение в эти дни дает сознание, что вы все вне этих трудных дней и событий. Хоть и в счастье жить всем вместе, но в такие времена и разлуке будешь рад, только бы сознавать вас в безопасности".

Леонид Красин родился в Сибири в 1870 году. В 1890 году он, петербургский студент-технолог, примкнул к социал-демократам, а после образования большевистского течения в социал-демократической партии в 1903 г. стал большевиком и выдвинулся в число партийных лидеров. Он руководил боевой технической группой ЦК во время революции 1905 г., а затем стал казначеем ЦК.
В 1907 г. в большевистском центре возникли разногласия между Красиным и Лениным , который проявил большую умеренность, чем его радикальный оппонент. Разногласия, охватывавшие все новые и новые вопросы, превратились в борьбу за лидерство в партии - теперь уже в эмиграции, где оба они оказались после революции 1905 года.
Ленин был верен себе. Не гнушаясь никакими средствами, он облыжно обвинил Красина в растрате партийных денег. В 1909 г. произошел разрыв. Красин отошел от революционного движения. Квалифицированный инженер и хороший организатор, он поступил на службу в германскую электрическую компанию "Сименс-Шуккерт" . Быстро продвигаясь по службе, он в 1911 году был послан компанией в Россию, где вскоре стал ее генеральным представителем и владельцем большого пакета акций.
Красин пошел на службу к большевикам в самом конце 1917 г., и уже в следующем году стал наркомом торговли и промышленности, а в 1920 г. - наркомом внешней торговли и почти одновременно полномочным представителем в Великобритании. В 1924 г. он был переведен на ту же должность во Францию, но через год возвращен в Лондон. На XIII съезде партии (1924 г.) Красин стал членом ее ЦК. Умер он от злокачественной анемии в Лондоне в 1926 году
Кто же он такой, этот большевик-экстремист, перепрыгнувший в технико-предпринимательскую элиту и вернувшийся из нее вновь к своим бывшим собратьям, пришедшим к власти? В значительной мере его письма жене и дочерям, в основном, откровенные и, разумеется, не предназначенные для оглашения, проливают свет на последний этап его жизни.
Вот перед нами письма 1917 года, написанные им после того, как из-за опасения возможных неурядиц Красин "на всякий случай" вывез жену и трех своих дочерей за границу. Из них видно, что к этому времени наш герой позабыл не только о своем большевистском прошлом, но вообще был весьма враждебен экстремистской демагогии Ленина и его сторонников. Как большинство людей имущих, он был умеренным патриотом, поддерживал усилия России в войне против Германии и Австро-Венгрии. В письме от 14 июля он высказывал сожаление по поводу поражений русской армии, выражал надежду на укрепление фронта, оздоровление тыла, на то, что люди "меньше будут болтать и больше работать", чему препятствуют "неуверенность, испуг, возбуждение, всеобщая сумятица".
Красин негодует по поводу "каши", которую заварили большевики 3 июля, организовав антиправительственное вооруженное выступление в Петрограде. Он именует большевистских лидеров болтунами, умеющими лишь писать резолюции и громовые статьи, но проявившими "организационную беспомощность и убожество". Но для него весьма вероятна та истина, что эта "каша" была заварена агентами германского генерального штаба. В это никак не могли поверить многие из тех, кто так же хорошо знал Ленина, например, лидер меньшевиков-интернационалистов Ю.Мартов, с пеной у рта защищавший большевистского вождя. В отличие от него Красин тверд в своем выводе: "Совпадение всей этой истории с наступлением немцев на фронте слишком явное, чтобы могло оставаться сомнение, кто настоящий виновник и организатор мятежа. Разумеется, заслуги идейных обоснователей и проповедников этой авантюры от этого нисколько не уменьшаются, и, вероятно, этот эксперимент не так-то просто и не всем из них сойдет с рук". Любопытно, что Красин отлично сознает индифферентность масс и презрительно относится к "идиотским физиономиям плюющих семечками революционеров", украшающих пейзажи Петрограда.
В октябрьские дни 1917 года Красин - сторонний наблюдатель. Именно так он рассказывает о большевистском "пронунциаменто" (военном перевороте). Значительно больше его волнуют личные неудобства - отключение телефонов, нарушение пригородной железнодорожной связи, из-за чего он не смог поехать на субботу в Царское Село, где находилась его дача, и, разумеется, опасения, как бы не пострадала его барская квартира в столице.
Весьма нелестно бывший большевик описывает действия Ленина и Троцкого, которого он ставил в один ряд с "Ильичом" в первые дни после переворота. Вначале Красин целиком во власти иллюзий, связанных с переговорами об образовании "однородного социалистического правительства". Переговоры эти проводились под эгидой Исполкома профсоюза железнодорожников, и большевики пошли на них, опасаясь за прочность своей власти. Но почувствовав себя крепче, Ленин сорвал переговоры. Красин же тешил себя мыслью, что "все видные большевики" (назвал он лишь три фамилии - Каменев, Зиновьев, Рыков) от него, якобы, откололись. Имея в виду, что Ленин и Троцкий "продолжают куролесить", Красин предполагал наступление полосы "всеобщего паралича" и с горечью вспоминал о времени "до всей этой кутерьмы с большевиками".
Но вскоре Красин начал подумывать о переходе на службу к новым властям. Никаких высоких побуждений у него давно не осталось. Инженер начал подумывать, что не исключено его приглашение в правительство, но делится своими соображениями с женой в полуироническом тоне. Скорее всего, эти рассуждения возникли не на пустом месте. Видимо, Ленин, который еще до Октябрьского переворота дважды навещал Красина и уговаривал его возвратиться в партию, возобновил свои усилия. Не удивительно - он всегда был готов заключить в объятия вчерашнего обидчика, когда считал это выгодным.
Переход Красина к сотрудничеству с большевистской властью зафиксирован его письмом от 8 (по новому стилю 21) декабря 1917 г. Речь вначале шла не о министерских постах. К тому же Красин не исключал возможности изменения ситуации в стране в связи с созывом Учредительного собрания. Но в его настроениях появились новые нотки. Теперь он уже не полностью отвергал большевистский курс, а лишь "во многом" не разделял "принципиальную точку зрения" новых властей, хотя тактику их считал по-прежнему "самоубийственной".
Письмо, отправленное в январе 1918 г., свидетельствовало: иллюзии, если они имели место, полностью утратились. Учредительное собрание было распущено, не просуществовав суток. Демонстрации в Петрограде и Москве в его поддержку разогнаны с применением оружия. Созданный большевиками карательный орган - Всероссийская чрезвычайная комиссия - начал кровавую расправу с инакомыслящими. Расстрелы без суда, заложничество, заключение в концентрационные лагеря становились нормой новой действительности.
Тем не менее, Красин пошел на службу к большевикам вначале как "специалист". Его послали в Брест-Литовск, где проходили переговоры о заключении сепаратного мира с Германией, в качестве "эксперта-консультанта" советской делегации. Вряд ли он мог считаться таковым в полном смысле слова, ибо не был специалистом ни в области международного права, ни в военном деле. Но все же он был на голову выше официальных делегатов, о которых презрительно отзывался как о "литературоведах" - оставлять их одних означало бы "допустить ошибки и промахи".
В письмах супруге Красин делится соображениями, по которым он пошел вначале на "техническое сотрудничество" с большевиками, а затем присоединился к ним. Но, судя по письмам и по всему поведению нашего героя, его достаточно нескромные рассуждения о собственных знаниях, желании помочь "не данным людям, не правительству, а стране", не отражают главного. Дело было в другом. Прагматик по своей сущности, он вынужден был признать, что большевистская власть устояла и к ней хорошо бы приспособиться. Иначе говоря, в среде большевистских фанатиков типа Ленина, Троцкого, Дзержинского, которые еще не скоро уступят место аппаратчикам вроде Сталина и Молотова, Красин был и остался до конца своих дней белой вороной. Немалую роль играли для него чисто материальные соображения, к которым он был весьма чувствителен: исправно вел учет денег, которые ему причитались в России и за рубежом, напоминал жене, какие суммы и с кого следует взыскать, заботился об удобствах.
Постепенно Красин втягивался в работу на большевистскую власть и сам превращался в носителя этой власти. 25 мая 1918 г. он информировал: "По всей видимости, мне придется взяться за организацию заграничного обмена и торговли. Это сейчас одна из настоятельнейших задач, и более подходящего человека у большевиков едва ли найдется". Но вновь и вновь следовали резкие высказывания по адресу власти, "нелепой усобицы и головотяпского изживания революции", по поводу Ленина, который "то высказывает здравые мысли, то ляпнет что-нибудь вроде нелепого проекта замены старых денег новыми".
Где-то в 1918 г. Красин вновь стал членом большевистской партии, хотя еще не причислял себя к большевикам, очерчивая то едва уловимую, то четкую линию разграничения. "Б-ки твердо держат власть в своих руках, проводят энергично множество важных и иногда (!) нужных реформ, а в результате получаются одни черепки. Совершенно, как обезьяна в посудной лавке" (16 декабря 1918 г.). Ни словом Красин не упоминал, что принят в партию - видно, этот факт он не считал заслуживающим внимания. Точно так же он не напишет супруге, что удостоится позже высокой чести - станет в 1924 г. членом ЦК.
Изменения в личной судьбе вели к преимуществам и удобствам пребывания в высшей коммунистической номенклатуре. Награда не заставила себя ждать. Она не была столь фантастической, о какой, применительно ко всем большевистским иерархам, пишет небезызвестный Игорь Бунич, не только фальсифицирующий документы, но и придумывающий несуществующие (его фальшивкам наивно поверила Л.Кафанова, опубликовавшая статью в N 3 "Вестника", на которую ответил в N 5 кратким, но весьма аргументированным письмом В.Снитковский). Красин получил в фешенебельной гостинице "Метрополь" три комнаты с ванной. Обедал он два раза в день - вначале в Высшем совете народного хозяйства, а затем в Кремле. "Обеды приготовлены просто, но из совершенно свежей провизии и достаточно вкусно. Жаль лишь, что дают сравнительно много мяса" (23 сентября 1918 г.). Переводя жене 3000 рублей, Красин оставлял себе еще 1000 в месяц: "Этого мне хватит вполне, принимая во внимание сравнительно льготные цены на квартиры и в наших столовых", - писал он в том же письме.
Новый советский иерарх противопоставлял свою судьбу перипетиям множества людей "из нашего круга", которые "стоят в недоумении перед обломками своего вчерашнего благосостояния, зажиточности, комфорта, удобств, материальных благ". Да, его судьба сложилась по-иному, не как у тех интеллигентов, которые не пошли на службу к тоталитарным владыкам. Они тяжело страдали от голода и холода уже в 1918 г., а в 1920-1921 гг., когда начался катастрофический голод, рука смерти прежде всего схватила за горло интеллигенцию. "Смертность среди людей науки ужасная. С литераторами дело обстоит не лучше", - писал М.Горький.
Красин все более утверждался в мысли, что поступил правильно, сделав ставку на лошадь-фаворита. Высоко оценивая свою персону, он даже парадоксально винил себя за "глупость политики Ленина и Троцкого". Почему же? Потому, оказывается, что, "войди я раньше в работу, много ошибок можно было бы предотвратить" (25 августа 1918 г.). Особенно свысока относился он к Троцкому и наркому иностранных дел Чичерину, которые, по его словам, соперничали "в глупости своей политики". К Троцкому Красин был даже не совсем справедлив, упрекая его, что он разогнал офицерство, тогда как на самом деле наркомвоенмор выступал за использование "военспецов" и привлек многих из них в Красную армию.
Красин осуждал советский бюрократизм, который уже в 1918 г. приобрел зримые черты. Хотя не осознавал неизбежности обюрокрачивания аппарата в условиях складывания тоталитаризма. Он отмечал лишь наличие массы "людей шумных, занятых тем, чтобы придумать себе видимость дела и тем оправдать необходимость своего существования" (7 сентября 1918 г.).
Это письмо писалось, когда "красный террор", существовавший с момента Октябрьского переворота, был объявлен государственной политикой. Красин не восторгался массовым кровопролитием, как Зиновьев или Бухарин, не призывал к закручиванию гаек, как Ленин и Дзержинский. Он называл террор "бессмысленным проявлением необольшевизма". Но перед женой и перед самим собой он, мягко говоря, кривил душой, преуменьшая масштабы террора и сводя его "лишь" к таким "безобразным явлениям", как выселение из квартир и беспричинные аресты. Фактически Красин оправдывал террор, полагая, что "поделать против стихии ничего невозможно". Подменяя понятием стихии сознательные действия большевистского руководства, этот "интеллигент" создавал себе более комфортные психологические условия, служившие дополнением к бытовому комфорту. Но иногда в письмах прорывалась досада на большевиков (Красин то причислял себя к ним, то как бы отстранялся), которые допускали множество нелепостей. "И грех и смех, греха, впрочем больше" (16 декабря 1918 г.).
В основном Красин теперь поддерживает большевистский курс. Он оправдывал военный коммунизм, в частности, ограбление крестьянства, под предлогом, что деревня "живет, пожалуй, как никогда. У мужика бумажных денег накопилось без счету. Хлеб и все продукты есть, самое необходимое он за дорогую цену всегда найдет, городу же ничего не продает иначе, как по сумасшедшим сверхспекулянтским ценам" (14 марта 1919 г.).
Чем дальше, тем пуще (правда, лишь до определенного времени) Красин будет хвалить советские порядки. Порой восхваления принимали характер ходульной трескотни, достойной большевистских газетных передовиц. 23 декабря 1919 года он рассуждал, например, что счастье не должно быть уделом немногих, что "мы" закладываем "фундаментальные камни тому порядку, при котором будет обеспечено счастье всех". При постройке светлого здания на таком фундаменте можно было примирится с человеческими жертвами, которые этот "инженер-интеллигент" уже уподоблял "мусору и щебню".
Разумеется, собственные судьбы никак не должны были оказаться в мусоре. Красин не только проводил отпуска на заграничных курортах. Он устраивал на "хлебные места" родственников, о чем детально информировал жену. Как о само собой разумеющемся, он писал ей 17 сентября 1922 г. о своей сестре Софии: "Сонечка поехала в Швецию со служебным поручением, но пользуется поездкой и для отпуска... Я думаю привезти ее на несколько дней в Италию, чтобы показать ей ребят и девочкам ихнюю тетку".
Лишь на несколько месяцев Красин допустил жену и одну из дочерей в Москву в конце 1923-начале 1924 г., а затем опять отправил их за рубеж. Отметим, что соображения комфорта семьи и собственной подвижности были не единственными, по которым нарком держал жену и детей за границей. Ему проще было решать свои интимные дела, на которые он был падок, когда семья была на расстоянии. До супруги доходили сведения о его амурных делах, о фактической второй жене, которая появилась у него в Берлине, о рождении ею дочери. Он же весьма неловко клялся в верности жене и трем дочерям.
Позиция Красина по вопросам внутренней и, особенно, внешней политики порой существенно отличалась от линии Ленина . По письмам разногласия можно проследить в связи с историей концессии, которую Красин подписал с британским предпринимателем Лесли Уркартом, бывшим собственником многих предприятий в России. Концессия была выгодна советским властям, но в условиях обострения отношений с Великобританией, по требованию Ленина, сначала политбюро и пленум ЦК РКП (б), а затем Совнарком (6 октября 1922 г.) отказались утвердить концессионный договор. Красин болезненно реагировал на эти перипетии. В конце сентября он писал жене: "Дела у нас тут настолько серьезно становятся, что я подумываю об уходе с работы этой совсем: слишком велико непонимание руководящих сфер и их неделовитость". 8 октября эмоции выплеснулись еще более бурно: "Все труды, работа, энергия, талант пропали даром, и небольшое количество ослов и болванов (первое место в ряду этих животных должно было принадлежать вождю большевиков, именно он имелся в виду прежде всего - Г.Ч.) разрушило всю мою работу с такой же легкостью, с какой мальчишка одним ударом разрывает тонкое плетение паука". Красин подумывает не только об отставке, но и о фактической эмиграции: "К весне я буду стараться частным лицом попасть в Америку, прочесть там несколько лекций, а там надо будет, вероятно, думать о какой-либо перемене места".
Но карьерные соображения возобладали: позже Красин более не упоминал об угрозе отставки. Правда, он продолжал настаивать на утверждении концессии и даже осмелился на заседании Совнаркома, вопреки партийной директиве, голосовать за нее. За это он был подвергнут грубой критике на XII съезде партии в 1923 г.
По существу, в 1922-1923 гг. Красин вновь стал скептически относиться к возможности социализма в России. Он все более охладевал к советской службе, все более формально относился к своим обязанностям наркома и дипломата. Этому способствовали изменения в высшем эшелоне власти, рост влияния Сталина, ставшего в апреле 1922 г. генеральным секретарем ЦК. Взаимными симпатиями между Сталиным и Красиным отнюдь не пахло. Слишком разными были характеры, уровень культуры, жизненные представления при свойственном им обоим прагматизме.
Дочь Красина, находясь в Москве в конце 1923 г., как-то спросила знакомого ее отца: "Как вы думаете, они нас выпустят?" - и в ответ на недоуменный жест, понизив голос, продолжила: "Авель Енукидзе (старый большевик, друг Красина - Г.Ч.) говорил нам, что Сталин патологически не выносит папу, а Сталин хозяин". Сам же Красин, по воспоминаниям Л.Д.Троцкого, прозвал Сталина "азиатом". Троцкий писал в своей книге "Сталин": "Он имел при этом в виду не проблематические расовые свойства, а то сочетание выдержки, проницательности, коварства и жестокости, какое считалось характерным для государственных людей Азии".
Л.Б.Красин отчуждался от большевистского руководства, возвращался к позиции стороннего наблюдателя, давая в целом негативную оценку проводимого курса. 10 августа 1923 г. он констатировал, что "многое идет через пень-колоду", что "власть имущие делают, кажется, все возможное, чтобы все шло навыворот и кое-как", что "Россия, пережившая варягов, монгольское иго и Романовых, переживет и наркомфина, и стабилизацию рубля, и литвиновскую внешнюю политику". Красин совершенно равнодушно отнесся к болезни Ленина и, хотя последний был еще жив и формально занимал высший государственный пост, рассуждал о нем, как о покойнике. 17 октября 1923 г. он писал жене, что "со времен Вл. Ильича не чувствовал себя в такой степени господином положения".
Тем не менее, почти до самого окончания переписки (и жизни) наркому и дипломату не приходила вновь мысль об отставке. Он сполна пользовался своим служебным положением, весьма высоко оценивая собственную персону. Он обиделся на нового британского премьер-министра Бонар-Лоу и министра иностранных дел Керзона, отказавшихся его принять, так как дипломатических отношений между Великобританией и СССР в 1923 г. еще не было, и для британской стороны Красин был лишь торговым агентом. И только в самом конце жизни, уже будучи смертельно больным, Красин в последнем письме (начало 1926 г.) опять упомянул о возможной отставке, переходе на частное положение и устройстве в какой-либо стране, где дети смогут учиться и жизнь будет не столь дорога.
Таков портрет большевика Красина, человека, для которого моральные критерии всегда стояли на втором плане, а главным было стремление к лучшему материальному существованию и власти.

15 июля 1870 - 24 ноября 1926

участник социал-демократического движения в России с 1890, член ЦК РСДРП в 1903-1907, член ЦК ВКП

Семья

Родился в семье мелкого чиновника. Братья - Герман Борисович (1871-1947) инженер, архитектор, доктор технических наук, член-корреспондент Академии архитектуры СССР, Александр Борисович, инженер (1874 - скончался в конце 1890-х годов), Борис Борисович (1884-1936) композитор, музыковед, выдающийся деятель в области музыкальной культуры России. Сестра - Софья Борисовна (1875-1954) в годы советской власти была служащей государственных учреждений. Жена - Любовь Васильевна, урожденная Миловидова, в конце XIX века в юности участвовала в революционно-демократическом движении, но после революции 1917 года резко отрицательно относилась к переменам в России, приняв решение остаться в эмиграции. Дочери - Людмила, Екатерина, Любовь. Вторым браком Л. Б. Красин был женат на Тамаре Владимировне Миклашевской, художнице, работавшей в созданной Максимом Горьким комиссии по сохранению художественных ценностей, а затем в системе внешней торговли. Дочь - Тамара Леонидовна Красина, в замужестве Тарасова, киновед, кинокритик, литератор. После смерти Красина его вдове и дочери, которой было три года была назначена правительственная пенсия.

Внуки и правнуки Л. Б. Красина: дети его дочери Любови - от первого брака - Жан Франсуа Бержери (1927-1977), его дети - Николай, Бенжамен, Анна; от второго брака с Эммануелем д’Астье де Ля Вижери (d’Astier de La Vigerie) - Кристоф д’Астье де Ля Вижери, Жером д’Астье де Ля Вижери (его сын Жюльен). Сын Тамары Тарасовой-Красиной - Константин Константинович Тарасов, его дети: Леонид Тарасов, Дарья Тарасова, Анна Тарасова (Хариссон), дети Леонида (праправнуки Л. Б. Красина - Константин и Арсений Тарасовы).

Биография

Родился в городе Кургане , Тобольской губернии. Окончил Тюменское Александровское реальное училище (1887). В 1887-1891 годах учился в Санкт-Петербургском технологическом институте. Участвовал в деятельности оппозиционных студенческих кружков, в том числе марксистского кружка Михаила Бруснева , известном под названием группы Бруснева. В 1890 году ненадолго высылался из Петербурга, в 1891 за участие в студенческой демонстрации во время похорон писателя Н. В. Шелгунова исключён из института и вновь выслан из столицы.

Вынужденный сделать перерыв в учёбе, Красин поступил на военную службу вольноопределяющимся в военно-техническую часть в Нижнем Новгороде . В мае 1892 года за участие в кружке Бруснева был арестован, находился в одиночной камере Таганской тюрьмы в Москве до конца марта 1893 г. Был освобожден и отправлен в Тулу для окончания военной службы в 12-м пехотном полку. Отбыв воинскую повинность, Красин из Тулы поехал в Крым, где жил до декабря 1894 г. под надзором полиции.

В августе 1894 г. по случаю приезда Александра III в Ливадию был выслан из Крыма, работал на строительстве Харьково-Балашовской железной дороги в Воронежской губернии - рабочим, десятником.

В 1895 в очередной раз арестован по тому же делу Бруснева, приговорён к ссылке в Иркутск , где тогда жили его родители, на 3 года. Отбывая ссылку, работал на строительстве железной дороги, в том числе на инженерной должности (несмотря на отсутствие диплома). В 1897 году вернулся из ссылки в европейскую часть России и поступил в Харьковский технологический институт, который окончил в 1900 году.

Леонид Красин

В первый раз я услышал имя Леонида Красина из уст Н.Г.Гарина-Михайловского; это было в Самаре в 95-6 годах. Убеждая меня в чём-то, в чём я не мог убедиться, Гарин пригрозил:

Вас надо познакомить с Леонидом Красиным, он бы с вас в один месяц все анархические шишки сточил, он бы вас отшлифовал!

Угроза эта вызвала в памяти моей образ Павла Скворцова, нижегородца, одного из первых марксистов, фанатика книги, не симпатичного мне. В течение десяти лет я встретил на путях моих не мало апостолов, и мне уже казалось, что все они требуют одного: чтоб личный опыт мой я, как можно скорее и с явным ущербом для опыта, уложил в предлагаемые ими формы.

Зимою 1903 года я жил в курорте Сестрорецк, один в огромной комнате; она во время сезона служила, кажется, "пневматическим ингаляторием", её освещали два окна, выходившие в парк, окна были высокие и шире дверей, но мелкие переплеты их рам напоминали о тюремных решётках. Труба парового отопления каждое утро шипящим голосом спрашивала:

Не хотите ли рыбы?

Кроме меня, в курорте жила А.Г.Достоевская, банщик Прохоров рассказал мне, что это вдова кавказского генерала Грибоедова, казнённого за измену царю Николаю I, почему она и живёт под чужой фамилией.

Я был предупреждён, что ко мне приедет "Никитич", недавно кооптированный в члены ЦК, но, когда увидал в окно, что по дорожке парка идёт элегантно одетый человек в котелке, в рыжих перчатках, в щегольских ботинках без галош, я не мог подумать, что это он и есть "Никитич".

Леонид Красин, - назвал он себя, пожимая мою руку очень сильной и жёсткой рукою рабочего человека. Рука возбуждала доверие, но костюм и необычное, характерное лицо всё-таки смущали, - время было "зубатовское", хотя и на ущербе. Вспоминались слова Гарина, Павел Скворцов, десятки знакомых мне активных работников партий, всегда несколько растрёпанных, усталых, раздражённых. Этот не казался одетым для конспирации "барином", костюм сидел на нём так ловко, как будто Красин родился в таком костюме. От всех партийцев, кого я знал, он резко отличался - разумеется, не только внешним лоском и спокойной точностью речи, но и ещё чем-то, чего я не умею определить. Он представил вполне убедительные доказательства своей "подлинности", да, это - "Никитич", он же Леонид Красин. О "Никитиче" я уже знал, что это один из энергичнейших практиков партии и талантливых организаторов её.

Он сел к столу и тотчас же заговорил, что, по мысли Ленина, необходимо создать кадр профессиональных революционеров, интеллигентов и рабочих.

Так сказать - мастеров, инженеров, наконец - художников этого дела, - пояснил он, улыбаясь очень хорошей улыбкой, которая удивительно изменила его сухощавое лицо, сделав его мягче, но не умаляя его энергии.

Затем он сообщил о намерении партии создать общерусский политический орган социал-демократии.

На всё это нужны деньги. Так вот, мы решили просить вас: не можете ли вы использовать ваши, кажется, приятельские отношения с Саввой Морозовым? Конечно, - наивно просить у капиталиста денег на борьбу против него, но - "чем чорт не шутит, когда бог спит"! Что такое этот Савва?

Внимательно выслушав характеристику Морозова, постукивая пальцами по столу, он спросил:

Так, значит, попробуете? И даже имеете надежду на успех? Чудесно.

Эту часть беседы он кончил быстро, и всё вышло у него так округлённо, законченно, что уж нечего было добавить, не о чем спросить. Затем, с увлечением юноши, он начал рассказывать о борьбе Ленина с экономистами, ревизионистами и закончил памятным пророчеством:

Вероятно - расколемся. Ленина это не пугает. Он говорит, что разногласия организаторов и вождей - верный признак роста революционного настроения масс. Как будто - он прав, но как будто - несколько торопится. Но пока он ещё не ошибался, забегая вперёд.

Прохоров принёс самовар, за чаем Красин начал говорить о литературе, удивляя меня широкой начитанностью, спорил о театре, восхищаясь В.Ф.Комиссаржевской, Московским Художественным. Когда я сказал, что пьесы Чехова следовало бы ставить не как лирические драмы, а как лирические комедии, он расхохотался.

Но ведь это был бы почти скандал! - вскричал он, но затем полусогласился:

Может быть, вы правы, пожалуй, как комедии они более отвечали бы слагающейся социальной обстановке и настроению молодёжи. Панихиды - не ко времени, хотя и красивы.

Рассказал, посмеиваясь, о своём посещении Льва Толстого.

Тогда я был солдат и только что, так сказать, внюхался в Маркса.

Рассказывал он живо, прекрасно, с весёлым юмором, в память мою крепко врезалось сердитое лицо Толстого и колючий взгляд его глаз.

Через три часа Леонид Борисович ушёл к поезду в Петербург, сказав мне на прощанье:

Вы тут - точно муха на лысине, сыщикам очень удобно следить за теми, кто у вас бывает. Предупреждаю: за мной хвостов нет. Я - человек без тени, как Питер Шлемиль.

Свидание с Морозовым состоялось через три дня. Аккуратно и внимательно читая "Искру" и вообще партийную литературу, Савва был знаком с позицией Ленина, одобрял её, и, когда я предупредил его, с кем он будет говорить, он сказал ничего не обещающее слово:

Поговорим.

Чтобы последующее не удивило читателя так, как тогда оно удивило меня, я нахожу нужным сказать здесь несколько слов о Савве Морозове. Я познакомился с ним в 1901 году, и за два года между нами образовались отношения дружбы, мы даже говорили на ты, к чему я вообще не склонен. Морозов был исключительный человек по широте образования, по уму, социальной прозорливости и резко революционному настроению. Настроение это возникло у него медленно и постепенно, но и за семь лет пред этим он не скрывал своего "радикализма".

В 96 году, в Нижнем, на заседании одной из секций Всероссийского торгово-промышленного съезда обсуждались вопросы таможенной политики. Встал, возражая кому-то, Дмитрий Иванович Менделеев и, тряхнув львиной головой, раздражённо заявил, что с его взглядами был солидарен сам Александр Третий. Слова знаменитого химика вызвали смущённое молчание. Но вот из рядов лысин и седин вынырнула круглая, гладко остриженная голова, выпрямился коренастый человек с лицом татарина и, поблескивая острыми глазками, звонко, отчётливо, с ядовитой вежливостью сказал, что выводы учёного, подкрепляемые именем царя, не только теряют свою убедительность, но и вообще компрометируют науку. В то время это были слова дерзкие. Человек произнёс их, сел, и от него во все стороны зала разлилась, одобрительно и протестующе, волна негромких, ворчливых возгласов.

Я спросил: кто это?

Савва Морозов.

Через несколько дней в ярмарочном комитете всероссийское купечество разговаривало об отказе Витте в ходатайстве комитета о расширении срока кредитов государственного банка. Ходатайство было вызвано тем, что в этот год нижегородская ярмарка была открыта вместе с выставкой, на два месяца раньше обычного. Представители промышленности говорили жалобно и вяло, смущенные отказом.

Беру слово! - заявил Савва Морозов, привстав и опираясь руками о стол. Выпрямился и звонко заговорил, рисуя широкими мазками ловко подобранных слов значение русской промышленности для России и Европы. В памяти моей осталось несколько фраз, сильно подчёркнутых оратором:

"У нас много заботятся о хлебе, но мало о железе, а теперь государство надо строить на железных балках... Наше соломенное царство не живуче... Когда чиновники говорят о положении фабрично-заводского дела, о положении рабочих, вы все знаете, что это - "положение во гроб"..."

В конце речи он предложил возобновить ходатайство о кредите и чётко продиктовал текст новой телеграммы Витте, - слова её показались мне резкими, задорными. Купечество оживлённо, с улыбочками и хихикая, постановило: телеграмму отправить. На другой день Витте ответил, что ходатайство комитета удовлетворено.

Дважды мелькнув предо мною, татарское лицо Морозова вызвало у меня противоречивое впечатление: черты лица казались мягкими, намекали на добродушие, но в звонком голосе и остром взгляде проницательных глаз чувствовалось пренебрежение к людям и привычка властно командовать ими. Не преувеличивая, можно сказать, что он почти ненавидел людей своего сословия, о тех, которые "либеральничали" в 901-5 годах, он говорил:

Щенки. Играют.

Он вообще говорил о промышленниках с иронией, и, кажется, друзей среди них у него не было. Может быть, лучше всего говорит о нём тот факт, что рабочие Орехова-Зуева не поверили в его смерть, а объяснили её так: Савва бросил все свои дела, "пошёл в революционеры" и, под чужим именем, ходит по России, занимаясь пропагандой. Это говорилось даже в 1914 году.

А некто Марк Азадовский в книжке "Беседы собирателя", изданной в 24 году Восточносибирским отделом географического общества, сообщает, что в 15 году им записана на реке Лене такая легенда:

"Во время войны с японцами Савва Морозов пожертвовал миллион аршин полотна на солдат. Пожертвовал он их великому князю. Вот сколько-то времени прошло, заходит Савва Морозов в лавку купить там что-то и видит: его полотно продают. Значит, смошенничали. Он возьми да и скажи об этом великому князю. Тот в обиду принял. Велит арестовать за эти слова Савву Морозова. Как Савву Морозова арестовали, тут заводы остановились, работы нету - что тут будешь делать. Устроили рабочие забастовку и пошли к царю просить, чтоб Савву Морозова освободили. А царь их всех перестрелял. 9 января это было".

Для того, чтоб после 1906 года в памяти рабочих удержалась такая легенда, необходимо, чтоб личность её героя очень много говорила социальному чутью людей труда.

Деловая беседа фабриканта с профессиональным революционером, разжигавшим классовую вражду, была так же интересна, как и коротка. Вначале Леонид заговорил пространно и в "популярной" форме, но Морозов, взглянув на него острыми глазами, тихо произнёс:

Это я читал, знаю-с. С этим я согласен. Ленин - человек зоркий-с.

И красноречиво посмотрел на свои скверненькие, капризные часы из никеля, они у него всегда отставали или забегали вперёд на двенадцать минут. Затем произошло приблизительно следующее:

В какой же сумме нуждаетесь? - спросил Савва.

Давайте больше.

Савва быстро заговорил, - о деньгах он всегда говорил быстро, не скрывая желания скорее кончить разговор.

Личный мой доход ежегодно в среднем шестьдесят тысяч, бывает, конечно, и больше, до ста. Но треть обыкновенно идёт на разные мелочи, стипендии и прочее такое. Двадцать тысяч в год - довольно-с?

Двадцать четыре - лучше! - сказал Красин.

По две в месяц? Хорошо-с.

Леонид усмехнулся, взглянув на меня, и спросил: нельзя ли получить сразу за несколько месяцев?

За пять, примерно?

Подумаем.

И, широко улыбаясь, пошутил:

Вы с Горького больше берите, а то он извозчика нанимает за двугривенный, а на чай извозчику полтинник даёт.

Я сказал, что фабрикант Морозов лакеям на чай даёт по гривеннику и потом пять лет вздыхает по ночам от жадности, вспоминая, в каком году монета была чеканена.

Беседа приняла весёлый характер, особенно оживлён и остроумен был Леонид. Было видно, что он очень нравится Морозову, Савва посмеивался, потирая руки. И неожиданно спросил:

Вы - какой специальности? Не юрист ведь?

Электротехник.

Красин рассказал о своей постройке электростанции в Баку.

Видел. Значит, это - ваша? А не могли бы вы у меня в Орехове-Зуеве установку освещения посмотреть?

В нескольких словах они договорились съездить в Орехово, а, кажется, с весны 1904 года Красин уже работал там. Затем они отправились к поезду, оставив меня в некотором разочаровании. Прощаясь, Красин успел шепнуть мне:

С головой мужик!

Я воображал, что их деловая беседа будет похожа на игру шахматистов, что они немножко похитрят друг с другом, поспорят, порисуются остротой ума. Но всё вышло как-то слишком просто, быстро и не дало мне, литератору, ничего интересного. Сидели друг против друга двое резко различных людей, один среднего роста, плотный, с лицом благообразного татарина, с маленькими, невесёлыми и умными глазами, химик по специальности, фабрикант, влюблённый в поэзию Пушкина, читающий на память множество его стихов и почти всего "Евгения Онегина". Другой - тонкий, сухощавый, лицо, по первому взгляду, будто "суздальское", с хитрецой, но, всмотревшись, убеждаешься, что этот резко очерченный рот, хрящеватый нос, выпуклый лоб, разрезанный глубокой складкой, - всё это знаменует человека, по-русски обаятельного, но не по-русски энергичного.

Савва, из озорства, с незнакомыми людьми притворялся простаком, нарочно употребляя "слово-ер-с", но с Красиным он скоро оставил эту манеру. А Леонид говорил чётко, ясно, затрачивая на каждую фразу именно столько слов, сколько она требует для полной точности, но всё-таки речь его была красочна, исполнена неожиданных оборотов, умело взятых поговорок. Я заметил, что Савва, любивший русский язык, слушает речь Красина с наслаждением.

Сближение с Красиным весьма заметно повлияло на него, подняв его настроение, обычно невесёлое, скептическое, а часто и угрюмое. Месяца через три он говорил мне о Леониде:

Хорош. Прежде всего - идеальный работник. Сам любит работу и других умеет заставить. И - умён. Во все стороны умён. Глазок хозяйский есть: сразу видит цену дела.

Другой раз он сказал:

Если найдётся человек тридцать таких, как этот, они создадут партию покрепче немецкой.

Одни? Без рабочих?

Зачем? Рабочие с ними пойдут...

Он говорил:

Хоть я и не народник, но очень верую в силу вождей.

И каламбурил:

Без вожжей гоголевская тройка разнесёт экипаж вместе со всеми ненужными и нужными седоками.

Красин, в свою очередь, говорил о Савве тоже хвалебно.

Европеец, - говорил он. - Рожица монгольская, а - европеец!

Усмехаясь, он прибавил:

Европеец по-русски, так сказать. Я готов думать, что это - новый тип, и тип с хорошим будущим.

В 1905 году, когда, при помощи Саввы, в Петербурге организовывалась "Новая жизнь", а в Москве "Борьба", Красин восхищался:

Интереснейший человек Савва! Таких вот хорошо иметь не только друзьями, но и врагами. Такой враг - хороший учитель.

Но, расхваливая Морозова, Леонид, в сущности, себя хвалил, разумеется, не сознавая этого. Его влияние на Савву для меня несомненно, я видел, как Савва, подчиняясь обаянию личности Л.Б., растёт, становится всё бодрее, живей и всё более беззаботно рискует своим положением. Это особенно ярко выразилось, когда Морозов, спрятав у себя на Спиридоновке Баумана, которого шпионы преследовали по пятам, возил его, наряженного в дорогую шубу, в Петровский парк, на прогулку. Обаяние Красина вообще было неотразимо, его личная значительность сразу постигалась самыми разнообразными людями.

После слуха о его аресте на квартире Леонида Андреева, вместе с другими членами ЦК, В.Ф.Комиссаржевская говорила мне:

Моя первая встреча с ним была в Баку. Он пришёл просить, чтоб я устроила спектакль в пользу чего-то или кого-то. Очень хорошо помню странное впечатление: щеголеватый мужчина, ловкий, весёлый, сразу видно, что привык ухаживать за дамами и даже несколько слишком развязен в этом отношении. Но и развязен как-то особенно, не шокируя, не раздражая. Ничего таинственного в нём нет, громких слов не говорит, но заставил меня вспомнить героев всех революционных романов, прочитанных мною в юности. Никак не могла подумать, что это революционер, но совершенно ясно почувствовала, что пришёл большой человек, большой и по-новому новый. Потом, когда мне сказали, что он был в ссылке, сидел в тюрьмах, я и в это не сразу поверила.

Чудовищно энергичен, - говорил о Леониде в 20 году известный электротехник-профессор. - И удивительно организованы внешние проявления его энергии и в слове и в деле.

И так всегда, все видели, что Леонид Красин, "Никитич", "Винтер", "Зимин" - исключительный человек.

Не знаю товарища, который был бы так надёжно наш, как "Никитич", - сказал о нём мой земляк "выборжец" П.Л.Скороходов во дни наступления Юденича на Петербург, как раз в тот день, когда отряды Юденича, наступая на Тосно, грозили отрезать Петербург от Москвы.

В тот день многие в Петербурге растерялись, подчиняясь панике, а Леонид, стоя у окна в моей квартире на Кронверкском и слушая, как бухает пушка броненосца, ворчал:

В Гавани, вероятно, крыши сносит с домов и все стёкла в окнах к чорту летят. Раззор!

Кто-то спросил его:

Отразим?

Конечно, прогоним. Дураки - убегут, а убытки останутся. И удивлённо передёрнул плечами:

Чего лезут, чорт их побери? Ведь и слепому ясно, что дело их - дохлое.

Затем пожаловался:

Ну, и накурено у вас! Дышать нечем!

Он возбуждал к себе в людях настолько глубокую симпатию, что иногда она принимала характер романтический. Я знаю, что по его слову люди благодарно и весело шли на самые рискованные предприятия.

Знаменитый "Камо", "Чорт"-Богомолов, Грожан, убитый в Москве чёрной сотней, один из тех рабочих, с которыми Леонид устраивал подпольную типографию в 1904 году в Москве, кажется, на Лесной улице, - все, кого я знал и кто знал Красина, говорили о нём, как о человеке почти легендарном.

И, может быть, лучше всех сказал о нём мой друг, доктор Алексин, человек, относившийся к революции равнодушно, к революционерам - скептически, находя, что "от них пахнет непрожёванными книгами", - сам он никаких книг не "жевал". Однажды я сидел с доктором у Леонида Андреева, в Грузинах, а Красин приехал туда за мною по какому-то делу. Андреев был плохо настроен и как-то неловко, неуместно заговорил, что он не может верить в благодетельное воздействие революции на людей. Красин тоже был не в духе, озабочен; послушав пессимистические изъявления хозяина, он спросил:

Если вы утверждаете, что мыться не стоит, - зачем же мыло варить? А ведь вы написали "Василия Фивейского", "Красный смех" и ещё немало вещей, революционное значение которых - вне спора.

И, как это нередко бывало с Леонидом Борисовичем, он вдруг вспыхнул, засверкал красивыми глазами и произнёс одну из тех речей, которые, если и не могут убедить противника, то совершенно обезоруживают его. Все знают, как великолепно мог говорить Красин, когда бывал "в ударе". И во время его речи доктор Алексин шопотом сказал мне:

Вот от этого пахнет историей.

В Куоккале и на Капри, в Берлине, где Красин, работая у Сименса-Шуккерта или у Сименса-Гальске за триста марок в месяц, едва перебивался с семьёю, в моей квартире, в доме, где теперь ВЦИК, в Петербурге, работая по установке освещения на военных судах, везде, где "Никитич" встречался со мной, он вызывал у меня впечатление человека несокрушимой, неисчерпаемой энергии. Известно, что он не сразу пошёл работать с советской властью, у него, как у многих в 17-18 годах, были колебания.

Не сладят, - говорил он мне. - Но, разумеется, эта революция даст ещё больше бойцов для будущей, несравнимо больше, чем дали пятый, шестой год. Третья революция будет окончательной и разразится скоро. А сейчас будет, кажется, только анархия, мужицкий бунт.

Но он скоро убедился, что "сладят", и тотчас же встал на работу. И тотчас же предложил мне организовать "Комиссию по улучшению быта учёных".

Если буржуазия умела - хотя и не очень ловко - пользоваться силами квалифицированной интеллигенции, тем более должны уметь делать это мы, - говорил он. - Ильич совершенно согласен со мною, необходимо дать учёным всё, что только мы можем дать в этих дьявольски трудных условиях.

Ещё раньше этого, весною 17 года, он способствовал возникновению "Ассоциации по развитию и распространению положительных наук", в члены которой, вместе с такими учёными, как академики Марков, Фёдоров, Стеклов, как Лев Чугаев, Заболотный, Филипченко, Петровский, Костычев и другие, вошли также и капиталисты Нобель, Улеман и ещё кто-то. Целью "Ассоциации" было организовать в России ряд научно-исследовательских институтов.

По инициативе Красина же учреждена в Петербурге "Экспертная комиссия", на обязанности которой возложен был отбор вещей, имевших художественную, историческую или высокую материальную ценность, в петербургских складах и на бесхозяйственных квартирах, подвергавшихся разграблению хулиганами и ворами. Эта комиссия сохранила для Эрмитажа и других музеев Петербурга сотни высокоценных предметов искусства.

На мой взгляд, для большинства людей дело - ярмо. И даже для многих, заражённых жадностью к наживе, дело всё-таки - хомут, а они - волы и рабы. Но есть художники нашего, земного дела, для них работа - наслаждение. Леонид Красин был из тех редких людей, которые глубоко чувствуют поэзию труда, для них вся жизнь - искусство.

конец 1926 г.

ПРИМЕЧАНИЯ
ЛЕОНИД КРАСИН
о ч е р к

Воспоминания написаны М.Горьким в конце 1926 года и направлены И.П.Ладыжникову вместе с письмом от 5 декабря 1926 года.

Кроме клички Никитич , Л.Б.Красин имел также следующие партийные клички: Винтер, Зимин, Иогансен, Лошадь,
Николаев.

В письме к т. Ме-рту И.В.Сталин, касаясь вопроса о партийных «вождях» старого типа, «отживающих свой век и оттесняемых на задний план руководителями нового типа», писал: «У нас в России процесс отмирания целого ряда старых руководителей из литераторов и старых «вождей» тоже имел место. Он обострялся в периоды революционных кризисов, он замедлялся в периоды накопления сил, но он имел место всегда. Луначарские, Покровские, Рожковы, Гольденберги, Богдановы, Красины и т.д., - таковы первые пришедшие мне на память образчики бывших вождей-большевиков, отошедших потом на второстепенные роли. Это необходимый процесс обновления руководящих кадров живой и развивающейся партии» (И. В. С т а л и н, Сочинения, т.7, стр.43).

Начиная с 1927 года, очерк «Леонид Красин» включался во все собрания сочинений.

Печатается по тексту девятнадцатого тома собрания сочинений в издании «Книга», сверенному с рукописью (Архив А.М.Горького).